Вот что написала внучка Варя:
«Моей бабушки, Евдокии Григорьевны Пахоменко, не стало сегодня утром. Ей было 95 лет. Организм не справился с двумя инсультами и полостной операцией, случившимися за последние две недели.
В разных документах был указан то 1923, то 1924, то 1925 год рождения. Решили, что 1924, так значилось и в ее паспорте. Мама рассказывала, что в детстве спрашивала мою бабушку, видела ли она Ленина: тот ведь тоже умер в 1924, значит, был шанс пересечься.
Бабушка была вторым ребенком в старообрядческой семье на юге Омской области. Она пережила всех девятерых братьев и сестер, половину из них - почти на 90 лет.
С дедом они познакомились в середине 50-х, на теплоходе по пути в Томск: дед ехал в училище, бабушка везла поступать в город своих учеников из детдома. По дороге эти ученики тайком съели мешок огурцов одного из пассажиров. Последовавший скандал и заставил деда обратить на нее внимание. Они оба уже были откреплены от комендатуры и, поженившись, могли выбирать, где жить. Дед хотел вернуться туда, откуда сослали его семью. Так и оказались на берегу Оби.
Все свое детство я проводила у них каждое лето. Маленькой прибегала жаловаться к бабушке: «Баба, а деда казал «коза». Значит, я только что нашкодила. Дед шел следом и целовал в макушку.
В разных документах был указан то 1923, то 1924, то 1925 год рождения. Решили, что 1924, так значилось и в ее паспорте. Мама рассказывала, что в детстве спрашивала мою бабушку, видела ли она Ленина: тот ведь тоже умер в 1924, значит, был шанс пересечься.
Бабушка была вторым ребенком в старообрядческой семье на юге Омской области. Она пережила всех девятерых братьев и сестер, половину из них - почти на 90 лет.
С дедом они познакомились в середине 50-х, на теплоходе по пути в Томск: дед ехал в училище, бабушка везла поступать в город своих учеников из детдома. По дороге эти ученики тайком съели мешок огурцов одного из пассажиров. Последовавший скандал и заставил деда обратить на нее внимание. Они оба уже были откреплены от комендатуры и, поженившись, могли выбирать, где жить. Дед хотел вернуться туда, откуда сослали его семью. Так и оказались на берегу Оби.
Все свое детство я проводила у них каждое лето. Маленькой прибегала жаловаться к бабушке: «Баба, а деда казал «коза». Значит, я только что нашкодила. Дед шел следом и целовал в макушку.
Три поколения семьи Пахоменко |
Бабушка рассказывала, что в кустах клубники (виктории) живет Полуденка и мне опасно туда ходить самой. Какое-то время это помогало защитить клубнику от маленькой щекастой девочки. Бабушка собирала нам первую жимолость и давала на блюдце с сахаром. Жимолость - до сих пор моя любимая ягода.
Если она уходила работать в огород, то замок не запирала, а к двери приставляла швабру: любой пришедший знал, что в доме искать нет смысла, нужно идти прямиком в огород. Если уезжали далеко, то ключ вешали на гвоздик рядом с входной дверью, чтобы внезапно приехавшие издалека гости могли бы войти в дом и дождаться там.
Она запрещала нам забираться на сеновал, но представить лучшего батута было невозможно: мы пробирались туда тайком, прыгали, кувыркаясь через себя, на нагретом под крышей сене.
Сирень там расцветала только в июне, по утрам летом было холодно - изо рта шел пар. Когда я просыпалась, уже всегда было парное молоко.
Она могла за полминуты взобраться на стог сена и орудовать вилами с черенком на полметра выше ее роста. Она никогда не болела, лечила всех и всё тройным одеколоном, подорожником и отваром череды.
На кроватях лежали перины и составленные горкой подушки под вязаными крючком салфетками. На окнах была герань, во дворе - черемуха и ранетка.
В середине 2000-х, после смерти мужа - моего деда, - когда она уже переехала в город, то начала писать статьи про свою жизни, истории соседей, раскулачивание. Много печаталась.
Когда началась эпидемия, ей стало очень грустно о того, что невозможно ни с кем встретиться, поговорить, от того, что она впервые не пойдет на парад победы. 8 мая ее госпитализировали с первым инсультом. За все две недели из-за карантина маму ни разу не пустили в больницу и не дали с бабушкой поговорить и попрощаться - это самое тяжелое. Границы закрыты, ни я, ни другие ее внуки не можем приехать на похороны.
Но хочется запомнить ее именно такой: постоянно при деле в деревне, рассказывающей каждый вечер сказки про Бабу Ягу, часами ходящей по лесу в поисках грибов и ягод, делающей окрошку в полдень на сенокосе за рекой.
Если она уходила работать в огород, то замок не запирала, а к двери приставляла швабру: любой пришедший знал, что в доме искать нет смысла, нужно идти прямиком в огород. Если уезжали далеко, то ключ вешали на гвоздик рядом с входной дверью, чтобы внезапно приехавшие издалека гости могли бы войти в дом и дождаться там.
Она запрещала нам забираться на сеновал, но представить лучшего батута было невозможно: мы пробирались туда тайком, прыгали, кувыркаясь через себя, на нагретом под крышей сене.
Сирень там расцветала только в июне, по утрам летом было холодно - изо рта шел пар. Когда я просыпалась, уже всегда было парное молоко.
Она могла за полминуты взобраться на стог сена и орудовать вилами с черенком на полметра выше ее роста. Она никогда не болела, лечила всех и всё тройным одеколоном, подорожником и отваром череды.
На кроватях лежали перины и составленные горкой подушки под вязаными крючком салфетками. На окнах была герань, во дворе - черемуха и ранетка.
В середине 2000-х, после смерти мужа - моего деда, - когда она уже переехала в город, то начала писать статьи про свою жизни, истории соседей, раскулачивание. Много печаталась.
Когда началась эпидемия, ей стало очень грустно о того, что невозможно ни с кем встретиться, поговорить, от того, что она впервые не пойдет на парад победы. 8 мая ее госпитализировали с первым инсультом. За все две недели из-за карантина маму ни разу не пустили в больницу и не дали с бабушкой поговорить и попрощаться - это самое тяжелое. Границы закрыты, ни я, ни другие ее внуки не можем приехать на похороны.
Но хочется запомнить ее именно такой: постоянно при деле в деревне, рассказывающей каждый вечер сказки про Бабу Ягу, часами ходящей по лесу в поисках грибов и ягод, делающей окрошку в полдень на сенокосе за рекой.
У меня больше не осталось бабушек и дедушек».
От лица нашей редакции выражаем огромные соболезнования родным и близким Евдокии Григорьевны…. Она была прекрасным человеком. Таким и останется в наших сердцах.
Прощание и отпевание состоится 26 мая в Томске, с 10 до 11 утра в ритуальном зале ОКБ, а похороны пройдут в 13:30 на кладбище в Молчаново.
Если у вас также ушел из жизни близкий человек, и вы хотели бы сообщить об этом или выразить соболезнования, пишите в редакцию по номеру вотсап 89039532688
Комментарии 1